Нет, клянусь Аллахом, некто сам себя облек в одежды халифа, зная, что мое место по отношению к этой
должности подобно оси по отношению к мельнице. Вода падает с меня потоком, и птица не долетает до меня. Я
отгораживаюсь занавесью от халифата и остаюсь в стороне от него. Затем размышлял я, следует ли мне восстать,
не имея поддержки, либо претерпеть перед лицом всепоглощающей тьмы, в которой [пребывать, может быть,
суждено столь долго], что старики станут совсем немощными, молодые поседеют, и верные мне закончат
бесславно дни свои, пока не встретятся со Всевышним.
(Предложение о терпении ввиду отсутствия ощутимой поддержки.)
Я нашел, что мудрее в вышеописанных условиях — терпение, и принял его, несмотря на то что жжение в
глазах и сдавленность в горле вызывало сознание того, как разграбляется мое наследие. Вот, первый (халиф)
ушел своим путем и передал наследование своему преемнику, как говорится (дальше цитируется стих аль-
Ааши):
О сколь отличны мои дни на спине верблюда
от дней Хаййана, брата Джабира.
Вот удивительная вещь! Покуда он отстранялся от своего халифата при жизни — вдруг пришла ему мысль
передать его по наследству другому после смерти, — несомненно, эти двое сговорились между собой! Он
замкнул его (халифат), в жесткое пространство, наносившее огромные раны и грубое на ощупь, с
многочисленными ошибками и не меньшим количеством оправданий. Тот, кто сопровождает его (халифат),
подобен ездоку на необученном верблюде: то сильно потянет вожжу, так, что порвет ноздрю, а то совсем
28
отпустит и будет сброшен. И вот, остались люди пребывать в порочности, упадке, раздробленности и
недовольстве.
И все же я оставался терпелив, невзирая на продолжительность срока и тяжесть обрушившегося испытания,
покуда он (первый халиф) не ушел своим путем (в мир иной) и не препоручил решение вопроса [о преемнике]
общине людей, подразумевая, что я стану одним из них! Но, во имя Бога, что мне делать в этом «совете»? Когда
вдруг возникло сомнение, что я могу быть уравнен с ними? Но я пригибался, пока они пригибались, и летел
ввысь, когда устремлялись ввысь они. (И вот), один из них отвратился от меня по причине собственной
ненависти, другой — из-за кланового свойства, по той причине да по этой, покуда третий не восстал (на
должность халифа), раздувая грудь (в гордыне) (как верблюд, стоящий в своем навозе и своем корме), а вместе с
ним восстали сыновья их отца, прожорливо прибирая к рукам богатство Бога, подобно тому как жадно глотает
верблюд весеннюю траву. Но умер он безвременной смертью, добили его собственные деяния, и прикончила его
ненасытность.
Присяга Али (А)*
И ничто не могло удивить меня тогда так, как зрелище людей, устремляющихся ко мне со всех сторон,
(жаждущих), как гиены (жаждут добычи, поставить меня халифом). (Они так стремительно набросились на
меня), что два Хасана — Хасан и Хусейн (А) — оказались сбитыми с ног, а моя одежда — порвана на плечах.
Подобно стадам коз и овец, они столпились вокруг меня. Но едва я принял власть, как одна партия отступилась,
а другая проявила неповиновение, покуда остальные совершали мерзости, будто не слышали слов Аллаха: «Тот,
грядущий, мир, предназначили Мы для тех, кто не жаждет (само)возвышения на земле, и не желает
неправедности — верно, награда ожидает праведных» (Коран 28:83). Да, клянусь Аллахом, они слышали это и
поняли, но жизнь ближайшая показалась им слишком приятной, и красоты ее околдовали их. Но, клянусь Тем, Кто
заставил семя прорастать и сотворил живую душу, если бы не пришли присутствующие, и (тем самым) не было
воздвигнуто доказательство существования поддержки, и если бы не взял Аллах с ученых договор, что те не будут
безмолвно взирать на пресыщение притеснителей и голод угнетенных, тогда повесил бы я вервь халифата на его
(халифата) собственные плечи (т.е. предоставил бы ему двигаться, куда он хочет. — Т.Ч.), и напоил бы последнего
(халифа) из той же чаши, что и первого, и узрели бы вы тогда, что весь этот мир дольний значит для меня не больше
чем чихание козы!
Сообщается, что в тот момент, когда он дошел до этого места в своей проповеди, встал человек из Ирака и
подал Имаму письмо (очевидно, содержащее вопросы, требовавшие неотложного ответа), и Имам прочитал
письмо, а когда оторвался от чтения, обратился к нему Ибн Аббас со словами: «О Повелитель Верующих, если
бы речь твоя возобновилась с того места, где была прервана!» Тот ответил ему: «О Ибн Аббас, это было как пена
верблюда (шикшика) — истекла и испарилась!» Сказал Ибн Аббас: «Никогда не горевал я по поводу прерванных
речей так, как по поводу этой речи, поскольку Повелитель Верующих не смог завершить ее так, как хотел
поначалу».
Шариф ар-Рази сообщает: Под словами «подобно наезднику на верблюде», содержащимися в этой проповеди,
подразумевается, что если наездник сильно тянет вожжи, а верблюд натягивает их своей головой, то может повредить
ноздрю, если же слишком отпустит, то верблюд при своей дикости способен сбросить его и стать неуправляемым.
Выражение «Ашнак-ун-Нака» используется тогда, когда наездник натягивает вожжи и тянет голову верблюда вверх. В том
же смысле употребляется выражение «Шанака Ан-нака». Ибн Ас-Сиккит упоминает об этом в сочинении «Ислах Аль-
Мантик». Повелитель Верующих сказал: «Ашнака лаха» вместо «Ашнакаха», поскольку стремился к тому, чтобы эта фраза
соответствовала фразе «Асласа лаха». Он сказал «Ашнака лаха», имея в виду «он поднял ей голову», т.е. «старался удержать
ее с помощью узды». Мир ему — сказал: Ин рафаа лаха расаха в значении «остановил ее (верблюдицу), натянув вожжи».